3.12.2010

Столько всего случилось за эти месяцы, что я не писал… Такое впечатление, что целый кусок моей жизни оказался вырван, как страницы из дневника.
Я успел повстречаться с Итачи-саном – мечта моя оказалась безнадежно разрушена. Не зря говорят – бойтесь своих желаний, потому что они сбываются. Но что я мог поделать со своими чувствами? Иногда мне кажется, что моя любовь была убита его равнодушием, а потом уже все – не вернется, не сбудется то, чего так хотелось, даже если тот, кто, как ты верил, так тебе дорог, вдруг станет твоим. Ты внезапно понимаешь, что совершенно не знаешь, что с ним делать, и рвешь связи, рвешь сердце…
Забавно, но почему-то сильнее всего я страдаю не тогда, когда мне причиняют боль, а тогда, когда я причиняю боль дорогому человеку. Никогда не страдал сильнее, чем в тот миг, когда отказывал влюбленным в меня людям. Мне кажется, что я никогда не жил так полно, как в те моменты, когда страдал. Наверное, отсюда во мне такое страстное стремление причинить себе боль – как можно больше, столько, сколько не может выдержать ни один живой человек, но…
«Почему я не страдаю так сильно, как хотел бы?»
(с) Оскар Уайлд, «Портрет Дориана Грея»

У меня не получается даже то единственное, на что я способен, потому что способность любить… Мне кажется, что она просто иссякла во мне, не оставив даже болезненного надлома, свойственного тем, кому любовь причинила только боль. Я просто в одно мгновение стал вдруг пустым.
Но зачем-то осталась эта болезненная тяга, это просто сумасшедшее желание чужого тепла? Нет, не любви, не дружбы, потому что я не уверен, что во мне все еще остались эти чувства – просто тепла, обычного человеческого тепла. Чтобы было кому положить голову на колени, чтобы было с кем в молчании выпить, чтобы было кому выкричать-выплакать чудовищное чувство внутренней пустоты и одиночества.
Забавно. Раньше я думал, что одиночество – это хорошо. Одиночество – это когда ты живешь один, делаешь то, что хочешь, общаешься с тем, с кем хочешь, говоришь то, что думаешь, и никто тебя не ограничивает. А оказывается, одиночество – это когда тебе есть с кем поговорить, но на тебя нет времени; это когда есть над чем смеяться, но смех застревает в горле; это когда есть о чем плакать, но слез попросту нет, потому что нет ни боли, ни надлома; это когда тебя не слышат, даже выслушивая все, что ты им пишешь-высказываешь- выкрикиваешь, и ты понимаешь как-то беспомощно и обреченно – тебя слушают, но не смогут понять, как бы ни хотелось ни им, ни тебе.
Одиночество – это когда среди невообразимого множества людей по ту сторону телефонной линии, монитора или двери нет ни единого, кто смог бы понять тебя и заполнить сосущую пустоту под сердцем.
Это даже хуже, чем когда человек, которого ты считал надежным и даже достойным любви, позволяет оскорблять тебя в его присутствии. Так закончились наши отношения с Мадарой, и что самое обидное, даже эти отношения начались с моей подачи. Иногда в моей жизни наступают моменты, когда я понимаю, что совершенно не разбираюсь в людях.
Осень по имени Минами снова вступила в свои права. Как ни парадоксально, но это случилось зимой. Почему именно осень? Не знаю… наверное, потому, что это время года безраздельно принадлежит Loveless. Из всех аниме, которые мне доводилось видеть, это завладело моим сердцем навечно. Я думаю, я никогда не избавлюсь от своей любви к нему – да и стоит ли? Лучше поставить его в очередной раз и напиться допьяна этой порой года.
Осень похожа на стакан виски залпом. Нечто искрящееся, золотисто-янтарное, словно пронизанное солнечными лучами, полное ярких красок и игры полутонов, завлекающее и пьянящее с первого глотка. Оно обжигает горло самой своей сутью – горечью смертельно больного лета, холодной влагой проливных дождей, звенящей прозрачностью осенних сумерек, чистотой утренней росы, жаром солнца в последние дни «бабьего лета», покалыванием узоров инея на опавшей листве…
Это и есть осень – мягкая, горькая и опьяневшая от наполнивших ее запахов мокрого асфальта, опавшей листвы, преющей и только ложащейся на землю, осенних цветов, бензина, сырой земли и морозного утреннего воздуха, от духов прошедшей мимо женщины в голубом шарфике, от сладковатой книжной пыли, от запаха чернил обычной шариковой ручки. Многогранная и по-светлому грустная, временами наполненная тоской и безысходностью, а временами – звенящей радостью.
Я люблю ее за это все. Наверное, теперь уже не весна мое любимое время года, а осень. Воздух одновременно наполнен и янтарным светом, и синевой, и кристальной прозрачностью, и серостью разведенной в воде туши на белой бумаге, и белесой дымкой тумана, похожего на пролитое кем-то молоко… Осенью я снова смотрю Loveless.
Я скучаю по Каю. Да, теперь я могу называть его так, а не Каймеем-сама – видимо, что-то во мне наконец-то перевернулось, что-то, что заставляло держать себя на расстоянии с ним, но из-за этой вот уверенности подпустившее слишком близко. Он так никогда и не увидит моего лица, и наверное, это к лучшему. Некоторые иллюзии намного лучше действительности, и их разрушение равносильно убийству. Я не хочу убивать Кеншина-который-во-мне.
Хотел бы я знать, помнит ли меня Кай таким, каким я был тогда, или целый год смазал в нем мой образ, оставив только нечто смутно-знакомое? Может, прав был Рицка, и мне не стоило вот так вот поспешно рвать на части хрупкую ткань наших виртуальных отношений? Но зачем тогда их продолжать, если они не имеют перспективы, если я не смог бы обнять его, утешить, взъерошить волосы на макушке? Он не смог бы принять меня таким, какой я есть на самом деле. Пусть он всегда говорил, что внешность не важна, что то, что я пишу – и есть настоящий я, он все равно видел во мне воплощение каких-то своих желаний и представлений.
Наверное, уже поздно, и нелепо, и просто нерационально, но мне бы хотелось иметь право еще раз набрать несколько строчек, а еще лучше – написать ему письмо. Я даже знаю, что бы я написал, но жаль только, что я не знаю его почтового адреса.
«Здравствуйте, Каймей-сама.
Простите, что так долго не писал вам – все дела, дела… Новые знакомства, новая жизнь. Я был непростительно груб и невежлив, не писал вам так долго. Честно говоря, я несколько опасался, и не знал, что вам вообще написать, да и стоит ли, но вот… пишу.
Как вы сегодня, Каймей-сама? Все в порядке, нога больше не болит? Как у вас идут дела?
У меня все нормально. Сестра переехала на другую квартиру. Она познакомилась с хорошим парнем, он славный и веселый, и очень ее любит. Приехал к ней из другого города и мы некоторое время жили втроем в одной комнате, но теперь они решили подыскать себе что-то другое, и вот – я снова живу один.
Ну, почти один – две недели назад я взял себе белого котенка. Он смешной, пушистый, любит драться с моей рукой и пьет молоко только с ладони. Я назвал его Вергилием, но обычно зову Верджил – так короче. Он похож на комочек снега. А еще он постоянно находит где-то грязь, даже несмотря на то, что я мою полы каждый день. Чем белее кот, тем сильнее он притягивает грязь – вернее не скажешь.
Все еще не написал ни одного рассказа – как-то все не хватает ни времени, ни вдохновения, ни особого желания. Наверное, чтобы оно появилось, мне надо отключить на несколько дней интернет, и тогда во мне проснется желание написать хотя бы что-нибудь. Иногда мне кажется, что я вообще ни на что не годен, и лучшее применение для меня – запереть в пустой комнате с несколькими книгами и отключенным от интернета компьютером, чтобы я кропал сентиментальные истории для желтой прессы. Наверное, тогда от меня было бы больше проку.
Сегодня я снова хочу пересмотреть Loveless. Я думаю, что он похож на хроническую болезнь с сезонным обострением. Каждый раз, когда в моей душе просыпается осень, я смотрю Loveless. Интересно, где бы найти последние главы, а еще лучше – заказать эту мангу?
А так – все, как обычно. Живу, надеюсь, что не напрасно, и мечтаю больше, чем делаю. Наверное, пора уже с этим завязывать – вам так не кажется? Несколько раз пытался наладить свою личную жизнь, но что-то все не ладилось. Не судьба, видать, мне стать отцом семейства или хотя бы просто любимым кем-то, кроме своих друзей. Ну да ладно – стану вздорным старикашкой и буду гонять палками сорванцов из своего яблоневого сада… если, конечно, у меня таковой будет.
Вот и все. Спасибо, что прочитали мое письмо.
Напоследок хотел бы сказать вам еще кое-что – я всегда буду вас помнить.
Ваш Кенши.»
Глупо, но я так и не стер его номер из своего списка контактов. Наверное, он уже давно сделал это за меня, но это та вещь, которую я никогда не смогу сделать. И Каем его звать я тоже не смогу, что бы мне там ни казалось – для меня он навсегда останется Каймеем-сама: чистым, искренним и откровенным, неисправимым оптимистом и тем, кому я всегда буду желать самой лучшей судьбы. Надеюсь, что он простит мне свои разрушенные отношения с Гилом, и у него все будет хорошо.