Приказ Богини

[keep-calm-love-marvel]

Название: Приказ Богини
Автор: Кенши-Тигрь
Бета: сам себе бета)))
Фандом: Loveless
Жанр: ангст
Размер: мини
Пейринг: Рюноске/Канамэ в теории, Сагара/Рюноске на практике
Рейтинг: R
Дисклеймер: мир принадлежит Коге Юн, персонажи - мои.

убить свой мозг

За окном шел дождь – один из тех противных серых дождей, которые монотонно, изо дня в день поливают город унылой серостью. Казалось, само небо, внезапно утратив все краски, падало на город мелким осенним дождем, разбивалось в воздухе на мелкие капли, на водяную пыль, и старательно поливало все вокруг. Яркие осенние листья осыпались и поблекли, как потемневшая бронза, улицы на глазах теряли цвет – размывались краски, терялись очертания, словно весь город был акварельным рисунком, неторопливо плывущим в сточной канаве.
Рюноске беспокойно выглянул в окно, сотый раз за последние полчаса смахивая несуществующую пыль с подоконника. На самом деле ему просто нужен был повод, чтобы прижаться на миг к холодному стеклу в надежде увидеть хрупкую фигурку, решительным шагом направляющуюся к его подъезду, но ее все не было и не было. Канамэ опаздывала, и Рюноске просто места себе не находил от волнения – его с самого утра грызло ощущение чего-то тягостного, неизбежного, оно давило на подростка, как душный воздух в ожидании скорой грозы. Он боялся за Канамэ.
Любовь? Нет, это была не любовь.
Это была настоящая зависимость, наркотическое опьянение, добровольный плен. Долгие часы, дни и даже месяцы жестокой ломки в обмен на несколько секунд экстаза – болезненно-сладкого, острого, как лезвие ножа, и мимолетного, как прикосновение лепестка сакуры. Это было его личным Адом, Адом, за который Рюноске готов был стерпеть любые муки. Отдать все ради своей возлюбленной было для него наивысшим счастьем. Он бы и душу демонам продал, если бы Канамэ пожелала.
Канамэ мало интересовала его душа. Ей больше нравилось забавляться с телом: расчесывать длинные пряди, застегивать на костлявой шее кожаный ошейник, видеть, как он покорно склоняет голову и робко заглядывает в глаза, словно преданный пес, чувствовать, как неотступно следует за ее спиной, изредка трепать за ухо, наблюдая, как он жмурится от непривычной и редкой ласки и восторженно виляет хвостом. Для других она была садисткой, для него – божеством.
Канамэ это нравилось.
Его наркотиком было обожание, ее – власть. Она позволяла Рюноске боготворить ее, и за это получала все привилегии Ками-самы. Она выбирала, что ему носить, что есть, с кем говорить, что говорить и что думать. Каждое слово в ее устах было законом мироздания, каждое угаданное желание – волей богов, каждый жест – святым откровением. Это было в порядке вещей.
А потом она заинтересовалась душой.
Рюноске был превосходным материалом для изучения. Он послушно делал все, что бы она ни приказала, а у Канамэ появлялась возможность досконально изучить его душу, которую он доверчиво открывал перед ней. Она научилась мастерски читать малейшее проявление эмоций на его лице, она научилась определять его настроение по малейшему жесту, по малозаметному напряжению или же невидимой другим расслабленности. Она с мастерством опытного патологоанатома препарировала его мечты, желания, стремления, чувства и побуждения. Она изучила его так, как другим и в страшном сне не снилось, и долгое время забавлялась тем, что принуждала его совершать что-нибудь, не прибегая к прямым приказам. Чтобы играть на чувствах, не нужно быть виртуозом - достаточно просто быть внимательным и безжалостным.
Рюноске и сам знал Канамэ до последнего жеста, до мельчайших деталей, до самой отвратительной черты характера – и продолжал любить. Богов любят не за то, что они мудры и велики, им поклоняются уже за одно только то, что они существуют. Наверное, именно это и делает из духов богов.
Тихий щелчок замка прозвучал громом небесным, и задумавшийся было парень понял, что уже минут пятнадцать не смотрел в окно. Он опрометью бросился в коридор и столкнулся лицом к лицу со своим кукловодом.
Канамэ пропахла дождем и осенними листьями. Карие глаза горели каким-то лихорадочным, непривычным возбуждением, лицо разрумянилось, а в черных, как смоль, волосах блестели осколки неба, мелкими капельками осевшие на ровные пряди. А еще Канамэ привела гостя.
- Знакомься, Рю-тян, это Сагара-семпай, он мой однокурсник. Сагара-семпай, это Рю-тян, мой любимый малыш. Рю-тян, будь хорошим мальчиком, поставь чайник на плиту, хорошо?!
Рюноске молча кивнул головой Сагаре и ушел на кухню, оттуда слушая, как снимают верхнюю одежду его гости, как весело о чем-то говорит Канамэ, как тихо и хррипловато отвечает ее собеседник. Отчего-то ему стало еще тревожней, хотя причин беспокоиться не было. Рюноске в задумчивости хлестнул по бедрам хвостом и едва не пролил кипяток на стол.
В гостиной было не то чтобы шумно – нет, просто слишком уж уютно звучали приглушенные голоса, слишком беззаботно смеялась Канамэ, слишком тепло и выразительно хмыкал Сагара. Рюноске сам себе казался лишним в собственном доме. Он чувствовал себя крайне неловко, сидя на диване рядом с незнакомым человеком, ловя на себе его задумчивый взгляд, слушая непривычно разговорчивую Канамэ…
Все это было каким-то неправильным, вместе с острым ощущением опасности, словно он шел по тонкой веревке над пропастью, но сделать он не мог ничего. Даже когда Канамэ слишком тесно прижималась к Сагаре, даже когда разливала по чашкам остро пахнущее саке, даже когда сам Рюноске почему-то пил на брудершафт с этим странным человеком под веселый смех своей госпожи.
Атмофера не накалялась – она натягивалась, как гитарная струна, все сильнее и сильнее, все туже и туже, и, наконец, лопнула, не выдержав напряжения, когда Канамэ вдруг сказала:
- Рю-тян, ты ведь меня любишь, правда?!
Слегка захмелевший Рюноске только кивнул, глядя на нее со слепым обожанием. Сагара тяжело вздохнул и что-то хотел сказать, но Канамэ не дала ему и рта раскрыть.
- И ты сделаешь для меня все-все-все?!
Снова кивок. А что еще мог сделать Рюноске?! Его богиня требовала жертв, и он готов был приносить их. Все, до последней капли, до последнего вздоха – ей.
- Я хочу, чтобы ты отдал ушки Сагаре-семпаю.
- Канамэ, мне кажется, это неудачная идея. Я вовсе не собираюсь…
- Тихо! У вас должок передо мной, семпай, не забыли? Вы делаете то, о чем я вас прошу, и я обо всем забываю – таков был наш уговор. Или вы хотите, чтобы ваш уважаемый отец узнал, что женщины вам не по вкусу?! – меняясь прямо на глазах, отрезала Канамэ. Это уже была не милая Кана-тян, это была Канамэ-донно, госпожа повелевающая, карающее божество. - Будь хорошим мальчиком, Рю-тян, выполни мою просьбу.
Он не хотел. Впервые за всю свою жизнь он не хотел подчиняться ей. Не этой просьбе, не этому приказу, не этому закону. Пусть основы мироздания пошатнутся, и мир рухнет в пропасть, но он не хотел отдавать Сагаре то, что берег для нее одной.
Но боги жестоки, они всегда манипулируют людьми. А еще они всегда жульничают.
- Что такое, Рю-тян?! Ты меня не любишь?! Не хочешь, чтобы я была рядом с тобой?! Может, ты хочешь, чтобы я оставила тебя и нашла другого человека?!
- Нет! – поспешно выкрикнул Рюноске. Канамэ не смогла скрыть торжествующий блеск в глазах. Она снова победила, она снова доказала, что вся власть принадлежит ей.
- Раздевайся.
Он соскользнул с дивана одним рвано-грациозным движением, вспыхнул удушливым румянцем, опустил голову, скрывая слезы стыда и отчаяния. Канамэ не понравится, если она увидит, как он плачет – так он думал. И не знал, насколько ошибается.
Сначала рубашка, затем футболка, джинсы, белье – все. Только ошейник она снять не разрешила.
- Молодец, Рю-тян, хороший мальчик…
Прохладные пальцы нарочито неторопливо порхнули по голой спине, от основания шеи и до поясницы, поглаживая позвоночник.
«Хорошая игрушка, умный песик, – говорили они. – А хороших собак надо поощрять, вот и я тебя поглажу… Мой самый верный пес, мой самый преданный спутник, не так ли?! Давай, докажи свою преданность!»
Нежные руки резко сдернули с волос резинку, рассыпая по плечам длинные пряди, натянули ошейник до боли в горле, до хриплого, задыхающегося кашля, толкнули вперед, заставляя упасть на колени перед молодым студентом, сохранявшим полную неподвижность. Почти полную.
- О, Сагара-семпай, а вы уже готовы, - довольно протянула Канамэ. – Ну же, Рю-тян, помоги ему. Ты ведь знаешь, что надо делать, верно?! Или мне объяснить тебе прямо сейчас?!
Рюноске поспешно качнул головой – этого он бы не выдержал. Поэтому он опасливо…
…«Боги, что я делаю?!»…
…расстегнул ширинку на джинсах Сагары и высвободил из белья его член. Тот и правда был готов, Канамэ не ошиблась…
…«За что она так со мной?!»…
…Все с той же опаской, неуверенно и неумело лизнул, вызвав чужой, судорожный вздох, поднял голову…
…«Так не должно было случиться! Только не так, только не с нами!!!»…
…и увидел чужие глаза за стеклами очков в тонкой оправе.
Глаза, полные жалости и сожаления. Глаза, полные ненависти к самому себе и унижения едва ли не большего, чем то, которому подвергался подросток. Глаза, молчаливо просившие у него прощения за все – за то, что здесь происходит, за замершую в жадном нетерпении женщину, за его, Сагары, бездействие и постыдное удовольствие…
«Этого не должно было случиться, - соглашались они с Рюноске. – Только не так, только не с нами».
- Ну же, смелее, Рю-тян, - протянула Канамэ. – У тебя все отлично получается. Теперь возьми его в рот, ты знаешь как, я же тебе рассказывала, верно?!
Рассказывала. И правда рассказывала - все то, что слышала от подруг, все то, что находила в женских журналах, все то, что видела в одолженных порнофильмах… Как правильно двигать головой, как использовать язык, что надо обязательно прикрыть зубы губами…
Рюноске чувствовал себя как на странном, нелепом, неправильном экзамене, где удовольствие получает только экзаменатор, а его единственная обязанность – продемонстрировать полученные знания. И он послушно демонстрировал, молясь только о том, чтобы поскорее закончился этот кошмарный спектакль.
Все было сумбурно и непонятно. Сагара на вкус был странным, терпким и остро-пряным, как молоко с перцем. А еще он дрожал и глушил стоны, давясь воздухом и мучительно искривив губы. Из его глаз ни на миг не пропадали стыд и жалость, только изредка прятались за поволокой наслаждения.
- Достаточно, Рю-тян, а то семпай не выдержит, и ты не сможешь отдать ему ушки. Теперь садись к нему на колени. Нет, не так, лицом ко мне. Вот, молодец… Прошу, Сагара-семпай, он весь ваш! – ухмыльнулась Канамэ, жадно вглядываясь в лицо Рюноске. Подросток зажмурился, чувствуя, как в него проникают влажные пальцы – сперва один, потом второй, потом третий…
Было больно. Но еще больнее стало потом, когда в него начал проникать чужой член, а руки Канамэ – мягкие, прохладные, холеные руки – требовательно нажали на плечи, заставив опуститься до самого конца и вызвав болезненный всхлип. Девушка тут же впилась твердыми пальцами в подбородок Рюноске, заставляя запрокинуть голову, чтобы пелена волос уже не закрывала зажмуренные глаза, искривленное болью лицо, мокрые дорожки слез на щеках…
- Какой ты красивый, Рю-тян… - восторженно выдохнула она, жадно вглядываясь в отражение его страданий. – Ты сейчас такой красивый…
Его не утешал голос богини. Ему было больно и стыдно. Все было неправильно, словно он попал в какую-то запредельную реальность, на первый круг своего личного Ада. Только одно не давало ему сойти с ума от боли и отчаяния – сильные руки, бережно поддерживающие его, и хрипловатый шепот:
- Прости, малыш, прости… Я знаю, что больно… Прости меня, я трус… Только не зажимайся, хорошо?! Не надо, так будет больнее… Постарайся расслабиться, не бойся… Я помогу…
Чужая ладонь настойчиво теребила, мяла, сжимала, вызывая постыдную тяжесть внизу живота, заставляя смешивать чистую боль и грязное удовольствие. Толчок, плотное кольцо шершавых пальцев, боль, странное удовольствие, снова боль… Все смешалось, как в жутком калейдоскопе, и только чужой шепот был действительно способен немного приглушить отчаяние и жгучий стыд.
Рюноске даже не помнил, как все закончилось. Просто как-то так получилось, что он высоко, по-птичьи вскрикнул, застигнутый врасплох вспышкой неправильного, непрошеного удовольствия, сжался и почувствовал, как его внутренности обожгло что-то горячее. А потом его несли на руках в ванную, и он долго-долго стоял под душем, яростно оттирая покрасневшую кожу и глотая злые слезы, когда не чувствовал ушек и хвоста на привычном месте, и только боль словно вымывалась горячей водой из растянутых мышц.
Подросток еще слышал, как глухо хлопнула входная дверь, и ему показалось, что он различил в сумятице звуков надломленный, хрипловатый голос Сагары, и насмешливый – Канамэ, но его это уже не интересовало.
Он выполнил приказ богини. Он был счастлив.